Я подняла голову и, коснувшись ладонью щеки Максона, притянула его к себе для поцелуя. Его влажные губы обожгли мои. Его руки обвились вокруг моей талии, и он прижался ко мне, словно боялся, что рассыплется, если не сделает этого. Дождь барабанил по крыше, заглушая все остальные звуки. Казалось, в мире воцарилось безмолвие. Мы танцевали, и мне было мало — мало его, мало этих прикосновений, мало пространства и времени.
После многомесячных попыток разобраться в себе, в своих желаниях и надеждах, я вдруг поняла — здесь и сейчас в обстановке, которую Максон создал только для нас двоих, — что все мои метания лишены какого бы то ни было смысла. Оставалось лишь двигаться вперед и надеяться, что, как бы далеко нас ни отнесло друг от друга, нам удастся найти путь обратно.
Другого выбора не было. Потому что… потому что…
Я долго к этому шла, но когда осознание пришло, оно было мгновенным.
Я люблю Максона. Впервые за все время я вдруг поняла это с непреложной уверенностью. Я не пыталась откреститься от этого чувства, цепляясь за Аспена и за все сомнения, которые были с ним связаны. Не пыталась оставить себе путь к отступлению на тот случай, если мое чувство останется безответным. Я просто отдалась ему.
Я люблю его.
Понятия не имею, откуда взялась эта несокрушимая уверенность, я просто знала, знала с такой же определенностью, как собственное имя, как цвет неба, как любой факт, о котором пишут в книгах.
Интересно, он тоже это почувствовал?
Максон оторвался от моих губ и посмотрел на меня:
— Ты такая хорошенькая, когда растрепанная.
У меня вырвался нервный смешок.
— Спасибо. За комплимент, и за дождь, и за то, что не сдаешься, тоже.
Он провел пальцами по моей щеке вдоль носа, скользнул к подбородку:
— Ты всего этого заслуживаешь. По-моему, ты не отдаешь себе в том отчета. Ты заслуживаешься всего этого.
От переполнявших меня чувств сердце готово было выскочить из груди. Я очень хотела, чтобы все закончилось уже сегодня. Теперь мой мир вращался вокруг новой оси, и голова у меня шла кругом. Казалось, единственный способ справиться с ситуацией — это чтобы мы наконец стали реальностью. Теперь я была совершенно уверена в том, что это произойдет. Не может не произойти. Очень скоро.
Максон поцеловал меня в кончик носа:
— Пойдем переоденемся в сухое и посмотрим какой-нибудь фильм.
— Звучит заманчиво.
Я бережно угнездила мою любовь к Максону в уголке сердца. Чувство было немного пугающим. В конечном итоге мне придется поделиться ею, но пока что это был мой секрет.
Я попыталась отжать платье под небольшим навесом над дверью, но безуспешно. Я представила, как шлепаю к себе в комнату, а за мной тянется ручеек.
— Я за комедию, — сказала я, когда мы уже спускались по лестнице.
— Я за боевик.
— Так. Ты сам сказал, что я этого заслуживаю, так что, думаю, сегодня будет по-моему.
— Браво! — расхохотался Максон.
Он снова фыркнул и нажал на секретную панель. Дверь раскрылась, впуская нас обратно в гостиную, он переступил через порог — и остановился как вкопанный.
Поверх плеча Максона я увидела короля Кларксона. Выражение его лица ничего хорошего не предвещало.
— Надо полагать, это была твоя идея, — прорычал он, обращаясь к Максону.
— Моя.
— Ты вообще соображаешь, какой опасности себя подвергаешь? — осведомился он.
— Отец, ну откуда на крыше взяться повстанцам, — возразил Максон, пытаясь говорить рассудительно. Однако в одежде, с которой капала вода, выглядел он слегка нелепо.
— Одного меткого выстрела более чем достаточно, Максон. — Король многозначительно помолчал. — Ты же знаешь, после того как мы отправили часть гвардейцев охранять семьи девушек, дворцовая охрана обескровлена. Мы уязвимы. — Он бросил недобрый взгляд на меня. — А еще: почему, если что-то случается, в этом непременно оказывается замешана она?
Мы с Максоном стояли молча, понимая, что сказать нам нечего.
— Пойди приведи себя в порядок, — приказал король сыну. — У тебя масса работы.
— Но я…
Одного отцовского взгляда было достаточно, чтобы понять: обо всех наших планах на сегодня можно позабыть.
— Хорошо, — сказал Максон, покоряясь.
Король стиснул локоть сына и повел его за собой, оставив меня стоять столбом. Максон оглянулся через плечо и одними губами прошептал: «Прости». Я слабо улыбнулась в ответ.
Я не боялась короля. И повстанцев тоже. Я знала, что значит для меня Максон, и была твердо уверена, что в конце концов все так или иначе будет хорошо.
Глава 11
После того как Мэри, невыносимо ухмыляясь, помогла мне переодеться, я отправилась в Женский зал, радуясь дождю, который все еще шел. Теперь с дождем у меня навсегда будут связаны особые воспоминания.
Однако пока мы с Максоном, забыв обо всем, пребывали в своем мире, ультиматум, который предъявили повстанцы девушкам из Элиты, никуда не делся. Все сидели хмурые и встревоженные.
Селеста молча красила ногти за столиком по соседству, и я видела, что рука у нее время от времени начинала дрожать. Она раз за разом стирала лак и перекрашивала испорченный ноготь заново. Элиза держала в руках книгу, но ее рассеянный взгляд был устремлен за окно, на пелену дождя. Разговоры не клеились.
— Как там дела, как ты думаешь? — спросила меня Крисс, и ее рука застыла над подушкой, которую она вышивала.
— Не знаю, — отозвалась я негромко. — Вряд ли они стали бы разбрасываться пустыми угрозами.
Я пыталась записать мелодию, которая крутилась у меня в голове. Уже месяцев шесть я ничего не сочиняла. Что толку, если на вечеринках люди все равно предпочитают классику.
— Думаешь, от нас скрывают количество жертв? — спросила она.
— Все возможно. Если мы уедем, это будет победа повстанцев.
Крисс сделала еще один стежок:
— Я никуда не уеду, что бы ни случилось.
Что-то в ее тоне навело меня на мысль, что эти слова были адресованы мне. Чтобы я знала: она не собирается отступаться от Максона.
— И я тоже, — заявила я.
Следующий день был как две капли воды похож на предыдущий, хотя я никогда раньше не огорчалась ясной погоде. Висевшая в воздухе атмосфера тревоги была почти физически осязаемой, так что нам не оставалось ничего иного, кроме как сидеть и ждать. Я не находила себе места, хотелось куда-то бежать, делать хоть что-то, лишь бы чем-то заняться.
После обеда в Женский зал вернулись не все. Элиза читала книгу, я устроилась за столом с нотами. Крисс с Селестой не было. Минут через десять Крисс появилась со стопкой бумаги и коробкой цветных карандашей.
— Чем ты занимаешься? — поинтересовалась я.
— Чем угодно, лишь бы отвлечься, — пожала она плечами.
Она долго сидела молча, застыв над листком бумаги с красным карандашом в руке.
— Я не понимаю, что делать, — наконец произнесла она. — Я знаю, что людям грозит опасность, но я люблю его. И не хочу уезжать.
— Король не допустит ничьей гибели, — попыталась утешить ее Элиза.
— Но погибшие уже есть. — Крисс не спорила, в ее голосе слышалась одна лишь тревога. — Мне совершенно необходимо отвлечься на что-то другое.
— У Сильвии наверняка найдется, чем нас занять, — предложила я.
— Я пока еще не настолько в отчаянном положении, — фыркнула Крисс. Она провела карандашом на бумаге плавную линию. — Уверена, все будет хорошо.
Я потерла глаза, глядя в ноты. Нужно было на что-то переключиться.
— Пойду сбегаю в библиотеку. Я ненадолго.
Элиза с Крисс рассеянно кивнули в ответ, занимаясь каждая своим делом.
Я прошла по коридору в одну из комнат в дальнем конце этажа. Там на полках я давно приметила несколько книг, которые хотела прочитать. Я бесшумно приоткрыла дверь и поняла, что в комнате не одна. Кто-то негромко плакал.
Я покрутила головой в поисках источника звука и увидела Селесту, которая сидела, поджав ноги к груди, на широком подоконнике. Я смутилась. Селеста была не из тех, кто плачет. До этой минуты я вообще не была уверена, что она способна на переживания.